Японские детишки потому и учат свой язык так легко (не всё, правда, так безоблачно на ниве японского образования!), что иероглифы - это часть их жизни, непременный атрибут их окружения, то, что впитывается ими с молоком матери. А вот для нас каждая черточка в иероглифах - в прямом смысле "китайская грамота", и учить иероглифы так, как это делают японцы, лучше и не пытаться - выучить-то можно, да вот какой ценой? Не совсем также правы те, кто считает, что можно выучить иероглифы, найдя какую-то потайную тропку, позволяющую обойти все трудности. Разные методики, конечно, искать можно и нужно, но результат остается неизменным - рано или поздно каждому придётся прибегнуть к обыкновенному "тупому" запоминанию.

На самом деле проблема заключается лишь в том, что мы пытаемся надеть на себя чужую одежду, не познакомившись с основными правилами её ношения и одевания. Для нас каждый иероглиф - это просто картинка, которую необходимо запомнить и вместе с которой приходится ещё запоминать её значения и многочисленные звучания или, как это более принято называть, чтения. Беда в том, что за этим многообразием перед нами открывается пугающая бездна и ничего более. Японцу же каждый иероглиф о чём-то говорит, о чём-то шепчет, что-то навевает. Современный японский язык корнями уходит в китайскую письменность и на процентов семьдесят ею и управляется. Иероглифы - атрибут повседневной жизни, который фактически и определяет жизнь современного японца, чего нельзя сказать о европейце. Это другая психология, это другое восприятие мира, это другое выражение мысли. Японцы не читают слово, они его видят, японцы не "говорят" буквами, они говорят слогами и мыслят картинками (наверное, все-таки здесь автор немного "загогнул":). Это естественная для человека форма видения, говорения и мышления, от которой мы, к сожалению, отдаляемся всё дальше и дальше.

Поэтому наша задача не столько учить японский язык, сколько окунуться в него, погрузиться в его безбрежный мир, сделать так, что бы если не каждый, то хотя бы некоторые из иероглифов "заговорили". Чтобы они стали не чем-то неожиданно свалившимся на нас, а живым существом, имеющим свою историю, свой характер, свои предпочтения и даже желания. После этого японский язык становится не столько целью изучения, сколько миром, о котором хочется знать больше и больше. В результате перед каждым смогут раскрыться такие горизонты, такие измерения в восприятии вроде бы столь привычного окружающего мира, что придумать большего удовольствия, чем возиться с японским языком и его письменностью, станет почти невозможно.

Подводя итог столь внушительному вступлению, хочется лишь отметить, что по мере надобности в текст книги вплетается информация по культуре и истории Японии и Китая, рассматриваются популярные пословицы и знаменитые стихотворения, изучаются основы японской грамматики, приводится большое количество японских слов, но всё это - не самоцель. Все слова (как, впрочем, и стихи, и пословицы, и прочее) подобраны только для того, чтобы дать возможность вспомнить и закрепить в памяти тот или иной иероглиф, показать его дополнительные возможности и основные правила употребления. Если же вместе с непроизвольным запоминанием иероглифов произойдёт и запоминание некоторых из слов, то этот "побочный эффект" только приветствуется.

И ещё: Поскольку любое изучение должно строиться прежде всего на личном опыте, на собственных каких-то ассоциациях, то материалы Кандзявых эссе, из которых в основном и состоит книга, стараются опираться в первую очередь на те знания и опыт (совсем необязательно лингвистические), которыми как раз и располагает читатель.

Хочется надеяться, что книга доставит кому-то немало минут или часов удовольствия, но если после её прочтения что-то вдруг кардинально изменится в жизни читателя (как это произошло, например, с многими из тех, кто имел возможность познакомиться с материалами книги ещё до её выхода), то автор официально заявляет, что снимает с себя всякую ответственность за дальнейшую судьбу читателя.