Внешняя политика России: новый этап [ 56 ]

Сергей Лавров

Россия будет активно продолжать играть уравновешивающую роль в глобальных делах, используя свои возможности в сегодняшнем мире. При этом мы не дадим вовлечь себя в конфронтацию любого рода, никогда не будем частью новых «священных союзов» против кого бы то ни было

Мюнхенская речь Владимира Путина ознаменовала начало нового этапа во внешней политике России Фото: DPA/Photas

Выступление президента России В. В. Путина в Мюнхене в феврале 2007 года, безусловно, стало этапным событием во внешнеполитическом самоопределении страны, на которое ушли годы внутренней созидательной работы и дипломатических усилий. И этим оно немало способствовало дальнейшей кристаллизации европейской и глобальной политики. Мюнхен стал мощным катализатором «переоценки ценностей» применительно к реалиям современного мира со стороны международных партнеров России, прежде всего из числа западных стран. Внесение российским лидером ясности в вопрос об устремлениях Москвы на мировой арене и условиях, на которых мы готовы сотрудничать, — с суверенных позиций вновь обретенной внешнеполитической самостоятельности, укрепило предсказуемость «российского фактора» в международных делах.

Именно с Мюнхеном мы связываем начало движения наших западных партнеров в сторону учета российских озабоченностей и подходов к актуальным международным проблемам. Налицо также проблески качественных сдвигов в анализе современного этапа мирового развития в США и Европе, хотя пока главным образом на уровне экспертного сообщества. В то же время очевидно, что наши партнеры задумались, мыслительный процесс пошел. Один из выводов, который при этом делается, — осознание принципиальной неконфронтационности российской внешней политики.

Последние свидетельства тому дают статья президента Центра Никсона Д. Саймса в журнале «Форин Аффэрс» и октябрьский доклад Р. Лайна к заседанию Трехсторонней комиссии. Бывший британский посол в Москве дает совет не строить политику в отношении России на «ложном посыле о конфронтации», а «полностью признать право России защищать свои собственные интересы и проводить независимую внешнюю политику в рамках международного права и уважения суверенных прав других государств». Хотелось бы, чтобы к нему прислушались.

Тем более опасными, противоречащими нашим коренным национальным интересам и подыгрывающими любителям черно-белого видения мира представляются разного рода идеи «глобального проникновения» как стратегии, якобы отвечающей интересам России. Убежден, что международное влияние всегда будет функцией внутреннего состояния России. Нет нужды делать что-то искусственно, впадать в «активизм» ради внешних эффектов, в отрыве от подкрепленных внутренним потенциалом реальных и осуществимых внешнеполитических национальных интересов. Как это было не раз в прошлом, мы будем оказывать воздействие на мировые процессы не посредством намеренной политики сдерживания кого-то, а на путях продвижения внятных принципов и широких целей нашей внешней политики, собственного видения общего блага международного сообщества.

Итак, в чем, на мой взгляд, состоят особенности постмюнхенского этапа в развитии мировой политики?

Новое состояние России

Сергей Лавров, министр иностранных дел Российской Федерации

Прежде всего мюнхенское выступление В. В. Путина возвестило о новом состоянии России, которая находится на подъеме. Нам потребовалось немало времени и сил, чтобы преодолеть издержки глубокой и неоднозначной перестройки страны, научиться самостоятельно определять темпы и глубину перемен в рамках сделанного нами выбора в пользу базовых ценностей демократии и рынка, без обеспечения которых современное общество и государство, претендующие на эффективное развитие и достойное место в мире, жить не могут. Результаты нашего внутреннего развития естественным образом конвертируются в возросшие финансово-экономические и политические возможности на международной арене. Российская дипломатия обрела прочное основание.

Нашим партнерам необходимо понять, что в своей истории мы вновь переживаем этап внутреннего сосредоточения, необходимого для очередного подъема страны. Поэтому во внешних делах, как и во внутренних, Россия уделяет первостепенное внимание вопросам экономического характера. Мы просто хотим твердо стоять на ногах, что, к примеру, вполне соответствует представлениям американцев, французов, немцев и других народов о себе и своей стране. Это — тот минимум, который обеспечивает и наши партнерские качества на международной арене.

К России, которая вступила на путь глубочайших, но осуществляемых мирно преобразований, предъявляют претензии по части демократии, прав и свобод, верховенства закона. При этом наши оппоненты не хотят считаться с тем, что в рамках универсальных демократических ценностей мы будем двигаться собственным, а не навязанным извне путем, уважая и сохраняя свои вековые традиции.

Те, кто критикует внутреннее развитие нашей страны, забывают, что западная демократия уже давно вступила в пору политтехнологий (включая предвыборные), оказавшихся, естественно, среди «статей западного экспорта» в Россию и в целом на постсоветское пространство в 90−е годы прошлого века.

В общем, надо вместе обсуждать возникающие друг к другу вопросы и делать это взаимоуважительно, без навешивания ярлыков. Одной из площадок для этого призван стать Институт свободы и демократии, о предстоящем создании которого мы объявили на последнем саммите Россия-ЕС. Цель состоит в том, чтобы активизировать диалог общественности, НПО и экспертов по вопросам организации избирательного процесса, мониторинга выборов, положения нацменьшинств и мигрантов, прав детей и молодежи, состояния свободы слова, что называется, не взирая на страны. Реализация этой инициативы могла бы способствовать созданию подлинно единого евроатлантического пространства свободы и демократии — без разделительных линий и двойных стандартов.

Теория, подтвержденная практикой

Будущее Косово — а также ДОВСЕ, ПРО, различные аспекты ближневосточного урегулирования, ядерная программа Ирана — вот ряд наиболее актуальных тем, приближающиеся развязки по которым совпадают по времени Фото: Eyedea/Gamma/East News

За последние годы нам удалось сформулировать адекватную теоретическую основу российской дипломатии с ее привязкой к нашей исторической традиции, конкретным национальным интересам, реальным явлениям международной жизни. В своей работе мы реализовывали одно из важнейших преимуществ, обретенных нами в связи с окончанием холодной войны. Имею в виду широкий, незашоренный взгляд на вещи, своего рода интеллектуальную эмансипацию, отказ от табу и трафаретов. Необходимость подгонять международную реальность под те или иные идеологизированные схемы является симптомом интеллектуального и психологического изоляционизма.

Озвучивая свои наработки и идеи, мы во многом способствовали интеллектуальному раскрепощению отечественного экспертного сообщества, в немалой степени находившегося под прессом финансовых затруднений 90−х годов и, как следствие, — зависимости от зарубежных грантов. В ту пору многие грантодатели пытались навязать нашей общественности «простенькую» схему — либо принятие западных идей и анализа, либо «возврат в советское прошлое». Проводившаяся вокруг нас пропагандистская работа основывалась на тезисах о «победе в холодной войне» и об «однополярном мире». Были и такие, кто всерьез хотел отказать нам в праве голоса в мировой политике и даже в праве самим решать свои внутренние дела, а в конечном счете — лишить самостоятельного места в истории.

В целом надо признать, что эта проблема имеет более широкое значение — для всего постсоветского пространства. Как это уже не раз бывало в истории, находящееся в состоянии интеллектуального брожения общество сталкивается с искушением принимать за аксиому сомнительный посыл о том, что «свет исходит с Запада», что достигнутое там — конечный продукт развития человечества, своего рода «конец истории». Зачастую это дезориентирует и демобилизует общество. В итоге наносится ущерб демократическому развитию — как предполагающему плюрализм и состязательность. Не учитывается и то, что у тех или иных государств могут быть свои корыстные интересы, которые необязательно согласуются с интересами «спонсируемых стран».

Эмансипация в глобальном масштабе

Запад находится на перепутье. О монолитном единстве времен холодной войны уже говорить не приходится: во многом исчезли объединяющие идеологические мотивы, равно как и «советская военная угроза». По сути, окончание холодной войны привело к взаимной эмансипации западных стран друг от друга, объективно отпала необходимость в блоковой дисциплине. Ключевой осложняющий момент — полномасштабный внешнеполитический кризис США. Это — прежде всего кризис самих мировоззренческих основ мессианской внешнеполитической философии Америки. Трудно сказать, сколько времени уйдет на то, чтобы Америка смирилась с вынуждаемым обстоятельствами переформатированием своей международной роли — то есть теперь уже в качестве одного из ведущих государств мира, возможно — первого среди равных, но именно равных. Придется также перебороть тенденцию к милитаризации внешнеполитического мышления. Как верно замечает М. Олбрайт, сравнивая войну во Вьетнаме и оккупацию Ирака, «сила Америки становится помехой».

Как и на Западе, взаимная эмансипация происходит на постсоветском пространстве, становясь важнейшим элементом перехода к нормальным межгосударственным отношениям, основанным на национальных интересах, на универсальных нормах международного права и рыночной экономике. При этом сохраняется глубинная, культурно-цивилизационная общность государств СНГ, что дает основания говорить об укреплении общего гуманитарного пространства Содружества.

Не остаются в стороне от общей тенденции к эмансипации и российско-американские отношения. Это прежде всего избавление от вражды и питавшей ее идеологии. Между Россией и США сохраняется преемственность в форме нашей общей ответственности за поддержание стратегической стабильности. Но уже очевидно, что багажа прошлого недостаточно для строительства современных, устойчивых и устремленных в будущее связей. Глобализация подсказывает необходимость формирования отношений позитивной взаимозависимости, и в первую очередь в сфере экономики.

Демократические преобразования в России устранили объективные основания для идеологической несовместимости и конфронтации, открыли невиданные ранее горизонты для развития нашего сотрудничества. Опыт совместной работы Москвы и Вашингтона в последние годы свидетельствует, что при наличии политической воли мы вполне можем реализовать этот потенциал взаимного сближения и взаимодействия.

Сегодня ответственные политики в обеих странах всерьез озаботились тем, как не допустить наметившегося отчуждения между нами. Подчеркну, не новой конфронтации — для нее нет никаких объективных оснований, а взаимной отстраненности. Это не отвечало бы интересам ни наших стран, ни всего мирового сообщества. Не хотелось бы, чтобы в наших отношениях установилась атмосфера равнодушия. Важно сохранить позитивную динамику, заданную тесными взаимоуважительными, доверительными контактами между президентами В. В. Путиным и Дж. Бушем.

Сотрудничать, но как?

Фото: UPI/Russian look

Эпоха Великих географических открытий давно прошла, и нигде нет никакого «вакуума», который надо было бы заполнять. В принципе можно сделать вывод о том, что повсюду в мире набирает силу сетевая дипломатия. Это тоже прямое следствие эмансипации международных отношений после окончания холодной войны. Такая дипломатия неизбежно девальвирует громоздкие и негибкие альянсы старого образца — с фиксированными обязательствами на случай уже не существующих угроз.

Неадекватность «старых альянсов» требованиям времени наглядно проявляется в том, что мобилизовать их членов на поголовное участие в тех или иных односторонне задуманных военных акциях становится все труднее. Пришлось создавать «коалиции желающих», однако это — совсем не многосторонность. Просто одни присоединяются к уже кем-то принятым решениям. Подлинная многосторонность не в числе участников, а в модальностях взаимодействия: она предполагает совместный анализ и совместное принятие решений и уже на этой основе — общую ответственность.

В действиях Евросоюза с недавних пор стала появляться «коллективная односторонность», когда любой член может потребовать «солидарности» по любой собственной проблеме. Как результат — блоковая позиция, негативно сказывающаяся на наших отношениях с ЕС.

Не видим также логики в том, что Россию воспринимают как неотъемлемую часть Европы только в правочеловеческом измерении, отказывая нам в этом в военно-политических и экономических делах. В равной мере неприемлем возврат в прошлое, когда наши отношения с ЕС и отдельными европейскими государствами во многом являлись функцией российско-американских отношений.

Надеемся, что утверждение на Лиссабонском саммите ЕС проекта договора о еэсовской реформе приблизит запуск переговоров по договору о нашем стратегическом партнерстве. Это тем более важно, что, как подтвердил саммит Россия-ЕС в Португалии, у нас много больших общих дел. В любом случае нам хотелось бы иметь дело с Евросоюзом, продвигающим в диалоге с Россией свои понятные коллективные интересы. Индивидуальные интересы членов ЕС нам известны; со многими из них двусторонние отношения не отягощены искусственными барьерами и развиваются куда более продуктивно, чем с брюссельскими структурами.

Должно быть также понятно, что при всей неконфронтационности внешней политики России для нас существуют «красные линии»: когда создается реальная угроза нашей национальной безопасности или существующему международно-правовому порядку. Здесь мы уже не можем не реагировать и не отстаивать своих позиций до конца. Россия не торгуется — это тоже должны понять наши международные партнеры. Помимо принципа в этих вопросах затрагиваются и жизненно важные интересы практической политики. Каждый вопрос самоценен — сделки на основе разменов одних на другие исключены.

Что там впереди: кризис или катарсис?

После окончания холодной войны прошло 15 лет. Адаптация политических элит многих государств к новым реалиям затянулась. Как и в период холодной войны, «дружественным» правительствам прощается все — от зажима оппозиции и давления на бизнес до откровенных репрессий и даже преступлений против оппонентов.

Такого рода политика дискредитирует сам лозунг демократии, подменяя его «демократизаторством» — примитивным орудием достижения собственных геостратегических целей. Не может не тревожить, что подобные проекты затеваются вблизи наших границ, а при их реализации вольно или невольно поощряются антироссийские настроения.

В целом вопрос сегодня стоит остро: удастся ли нам избавиться от менталитета прежней эпохи и достаточно быстро завершить трансформацию глобальной и региональных архитектур безопасности на равноправной основе в соответствии с требованиями времени? От способности сделать это зависит успех в борьбе с международным терроризмом, распространением ОМУ, наркотрафиком, в преодолении глобальной бедности, обеспечении энергетической безопасности, решении проблем изменения климата. Промедление с созданием открытых систем коллективной безопасности не может не вызывать опасений. Более того, есть все основания предполагать, что эволюционными методами вряд ли удастся преодолеть инерцию прежних подходов и инстинктов, включая политико-психологическую установку на «сдерживание» России.

По времени совпадают приближающиеся развязки по целому ряду наиболее актуальных тем: ДОВСЕ, ПРО, Косово, различные аспекты ближневосточного урегулирования, ситуация вокруг ядерной программы Ирана. Это, собственно, и есть наиболее концентрированное проявление момента истины, к которому подводит логика развития событий. Складывающаяся ситуация чревата серьезнейшими рисками, если дела вновь будут решаться на основе односторонних, тем более силовых, схем, через изоляцию той или иной стороны. Но эту же ситуацию можно рассматривать не только как угрозу, но и как уникальную возможность для подлинно коллективной работы, хороший пример которой, хотелось бы надеяться, дает недавняя международная встреча по Ближнему Востоку в Аннаполисе.

Новый «концерт»

Фото: Imago/Russian look

Сегодня остро требуются новые, гибкие формы коллективного лидерства, опирающиеся на взаимный учет интересов и осознание ответственности за судьбы мира. Это можно называть «концертом держав XXI века». Ясно, что в эпоху глобализации увеличивается и число глобальных проблем, требующих солидарных подходов, и количество центров роста и силы, влияющих на решение этих проблем. В этом направлении идет процесс институциализации диалога «восьмерки» с традиционными партнерами — Китаем, Индией, Бразилией, Мексикой и ЮАР. Объективная реальность многополярности проявляется и в дискуссиях о реформе СБ ООН.

Для Евроатлантики не помешало бы тройственное взаимопонимание — между США, Россией и Евросоюзом. В рамках такого «треугольника» есть вещи, по которым Европа ближе к США, но по ряду стратегических вопросов у нее больше сходства с Россией. Возьмите тему применения силы и иных форм принуждения, смертную казнь, а также отношение к международному праву.

Несмотря на различия мы должны стремиться выйти на максимально возможный общий знаменатель. В любом случае, если уж кто-то считает, что без «сдерживания» не обойтись, то такой «тройственный концерт» — лучшая, а главное — неконфронтационная и незатратная форма рассеивания различных подозрений через укрепление взаимного доверия. На такое сотрудничество можно было бы посмотреть и как на наиболее щадящий формат коллективного — с участием самих американцев — управления процессом «мягкой посадки» США в реальность подлинно глобализирующегося, многополярного мира.

Россия будет активно продолжать играть уравновешивающую роль в глобальных делах, используя свои возможности в сегодняшнем мире. При этом мы не даем и не дадим вовлечь себя в конфронтацию любого рода, никогда не будем частью новых «священных союзов» против кого бы то ни было. Это также означает отказ от участия или от какой-либо поддержки структур, которые воплощают то, что Ф. М. Достоевский назвал «европейскими противоречиями».

Это должны понимать те, кто склонен обвинять Россию в том, что она ощущает «невыносимую легкость бытия» и с позиций прочности своего внутреннего и международного положения якобы свысока и отстраненно смотрит на проблемы других. Отказываясь от участия в проектах, в успех которых мы не верим или которые считаем вредными, мы всегда выдвигаем позитивные альтернативы, предлагаем предметно их рассматривать в рамках коллективной работы, и не наша вина, что не всегда партнеры к этому готовы. Мы никогда не вставляем палки в колеса. Не мы, а другие приходят к нам со своими проблемами. Не мы, а другие завышают ставки, причем так, что одна из сторон обязательно должна почувствовать себя проигравшей, а то и униженной.

Истекший год подтвердил необходимость пересмотреть подходы к тому, как строится взаимодействие по решению международных и региональных проблем. Дело, в общем-то, за малым: советоваться и просить поддержки имеет смысл до того, как решение принято. Мы никогда не откажемся от совместного анализа ситуации, который и должен лежать в основе совместных решений и действий. Сотрудничество возможно только на таких равноправных условиях.