Воюем ли мы с Америкой? [ 10 ]

Дмитрий Великовский, корреспондент отдела «Политики» журнала «Русский репортер»
Руслан Хестанов, заместитель главного редактора журнала «Русский репортер»
Виктор Дятликович, корреспондент отдела «Политики» журнала «Русский репортер»
Павел Бурмистров, корреспондент отдела «Политики» журнала «Русский репортер»
Игорь Гребцов, автор «Русский репортер»

Военный конфликт между Грузией и Южной Осетией очень быстро перерос в глобальное противостояние США и России в борьбе за сферы влияния. Ни Москве, ни Вашингтону не нужен крохотный кусочек земли, который населяют осетины и грузины. Ставки много выше. Россия, молниеносно разгромившая грузинскую армию, решает вопрос безопасности собственных южных границ и областей. США намерены подтвердить свой авторитет единственной сверх-державы с глобальной ответствен-ностью. Обе стороны добиваются контроля на Кавказе. Находятся ли они в состоянии войны? И что всех нас ждет в будущем?

«Война есть отношение одного государства к другому», — писал в 1762 году Жан-Жак Руссо. Если принять высказывание великого европейского просветителя как аксиому, тогда Россия и США находятся в состоянии войны. Причем уже давно. И Южная Осетия — только эпизод этой непрекращающейся войны, в которой холодная фаза периодически сменяется горячей.

В этой логике война — норма, неизбежность и судьба. А значит, справедливая война невозможна. Мы такой логики принять не можем, поскольку уверены в собственном праве и справедливости.

«Когда разражается война… нужно, чтобы христианин, постоянно стремясь победить, воплощал в своих действиях парадокс: сохранял бы любовь, демонстрируя жестами ненависть» — в преддверии Второй мировой войны французский философ Гюстав Тибон утверждал, что войну нужно ограничивать и регулировать любовью. Но кто на это способен? Разве что святые. Разве простым смертным и современным государствам и правительствам этот идеал доступен?

В XXI веке такой пафос выглядит еще менее уместным. Раньше воплощенное в церковных институтах христианство было совестью европейских народов. Церковь решала, какая война справедливая, а какая нет. И она же ставила пределы насилию и войне. Сегодня ни церковь, ни христианская совесть не в силах остановить кровопролитие между тремя православными народами: осетинами, грузинами и русскими.

И тем не менее, эта война не стала тотальной — российские войска не взяли Тбилиси и не оккупировали Грузию. То есть война следовала вполне определенным правилам и ограничениям. Каковы же эти правила в современном мире?

Война спецслужб?

Для представителей спецслужб война на Кавказе началась задолго до 7 августа. У них есть свой профессиональный жаргон, на котором конфликты именуются «ресурсами». Ресурсами для чего? Для реализации политической стратегии своих государств. Именно в этом смысле Кавказ считается регионом, богатым «ресурсами».

— Особенно ярко спецслужбы проявили себя в первую чеченскую кампанию, — рассказывает Александр Крылов, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН. — Тогда, несмотря на то что Ельцин фактически получил от Запада карт-бланш на ведение войны, в регионе обнаружили себя спецслужбы Турции, а позднее и западных стран.

Появились свои спецслужбы и в каждом из независимых кавказских государств. Основой их деятельности стали диверсионная война и минно-взрывное дело. По словам Крылова, взрывы в Абхазии в мае — июле этого года — дело рук грузинских диверсантов. Грузинские власти рассчитывали, что срыв пляжного сезона позволит минимизировать жертвы среди отдыхающих в случае начала боевых действий на абхазском фронте.

— Террор против мирного населения — визитная карточка грузинских спецслужб, — рассказывает Александр Крылов. — Война с Абхазией началась с расстрела отдыхающих на пляже санатория МВО в Сухуми. Диверсанты продолжали действовать в Гальском районе и после войны, а в 1998 году только благодаря провалу грузинской разведки был вовремя обнаружен агент, который должен был подорвать в Сухуми сразу 12 бомб. Впрочем, в Абхазии для разведки вообще почва благодатная: мегрельско-абхазское криминальное сообщество существует несмотря ни на какие границы. Контрабанда, наркотрафик, захват заложников, убийства — этим тут никого не удивишь.

Российские спецслужбы до недавнего времени делали акцент на военной разведке. Возможно, в этом есть свои плюсы, когда разведчики занимаются не подрывной деятельностью вообще, а вполне конкретными вещами. Только начало грузинской агрессии заставило их пересмотреть направление работы и прибегнуть к более дерзким и открытым действиям. Об одном характерном для новой ситуации эпизоде рассказал нам Мираб Кишмария, министр обороны Абхазии:

— Мы обнаружили на оккупированной территории на военной базе в Сенаки несколько десятков танков Т-72. Однако, как их завести и вообще — как они управляются, было непонятно: вся электроника у них израильская. Но ГРУ сработало хорошо: в течение двух дней прямо в Тбилиси захватили эксперта, который обучал грузинские экипажи и знал все секреты, доставили его прямо на базу, где он и «раскололся». Сейчас танки уже на пути в Россию.

В сегодняшней ситуации российские разведчики такой образ действий считают вполне оправданным. Грузины, говорят они, уже давно отказались придерживаться неписаных соглашений и договоренностей, которые по умолчанию существуют между спецслужбами. И в качестве примера вспоминают 2006 год, когда грузинские власти не просто выдворили из своей страны российских разведчиков — что вполне допустимо и приемлемо, — но и опубликовали их имена, что считается неджентльменским поступком. А если какая-то сторона нарушает каноны, значит, она считает нужным сжечь все мосты и приступить к более агрессивным действиям.

В последнее время грузинская разведка, особенно военная, и диверсионные подразделения работают все хуже и хуже. Причина банальная:

— Неправильно, когда политические лидеры ставят разведчикам задачи сообразно своим прихотям, — считает Александр Крылов. — Разведка — это такой процесс, который должен регулироваться самой разведструктурой. В противном случае, когда на агентов слишком сильно давят, желаемое начинают выдавать за действительное.

Проколов и правда было допущено много: не взорван Рокский тоннель, неверно определено время, за которое российские войска смогут выдвинуться на позиции; у грузин не было оперативной информации и о намерениях Черноморского флота. С другой стороны, и российская разведка не сумела правильно оценить потенциал ПВО противника, который оказался выше ожидаемого.

Куда более высоких оценок опрошенных нами экспертов удостоилась турецкая разведка, активно действовавшая в регионе. По их мнению, все указывает на то, что работала она в интересах не Грузии или третьей стороны, а исключительно в собственных. Как говорят эксперты, турки знали о готовящихся атаках, но еще более они были осведомлены о планах Черноморского флота. Более того, турецкие власти не пускали в регион американскую эскадру до тех пор, пока участь грузинской армии на побережье не была предрешена. Определенно Турция показала свою незаинтересованность в усилении Грузии. Кроме того, наши источники в Генштабе утверждают, что Стамбул, предполагая провал Саакашвили, предупредил президента Азербайджана Алиева, чтобы тот воздержался от атак на Карабах, поскольку такая операция в его планах была.

Но самым интригующим вопросом для нас остается оценка степени вовлеченности в закавказские дела западных спецслужб. Активность британцев и американцев сомнений не вызывает. Но можно ли сказать, что западные спецслужбы непосредственно работают на разжигание конфликта и втягивание в него России? В таком случае некоторые западные правительства уже ведут войну, но чужими руками, войну, которую профессионалы называют «посреднической».

Отечественные и западные военно-политические аналитики в этом сомневаются, вернее, надеются, что это не так. Дэниэл Смит, полковник в отставке, ветеран военной разведки, бывший американский военный атташе в Лондоне, утверждает, что скоротечную войну 7–12 августа назвать «посреднической» нельзя. Во-первых, потому что Россия выступила в конфликте сама, без посредников. Во-вторых, потому что грузинская армия, возможно, не действовала по указке из Вашингтона.

— Да, вполне вероятно, что руководство США было прекрасно осведомлено о воинственных планах Тбилиси, однако маловероятно, что Белый дом подталкивал Саакашвили к этой войне. Думаю (вернее, надеюсь), что и посол США в Тбилиси, и госсекретарь Райс пытались отговорить грузинского президента от силового решения. Американские политики наверняка отдавали себе отчет, что у Грузии нет ни малейшего шанса победить в противостоянии с Россией. Вдобавок совершенно очевидно, что, начав военные действия, Грузия значительно отдалила перспективу своего вступления в НАТО. А поскольку этого вступления хотели не только в Тбилиси, но и в Вашингтоне, американские политики просто обязаны были предупредить Саакашвили, если он сам этого почему-то не понимал.

— Могли ли США снабжать Саакашвили разведывательной информацией, необходимой для вторжения? — спросили мы бывшего американского разведчика.

— Сомневаюсь. Да, Грузия находится в сфере интересов США, однако эта война вряд ли была нужна Америке. США не так уж часто делится секретными данными с другими государствами, даже с союзниками. Когда я служил в военной разведке, США очень помогли своими разведданными Великобритании, что позволило ей успешно отвоевать у аргентинцев Фолклендские острова. Однако Великобритания не просто союзник, а союзник исключительной важности, в то время как Грузия даже не член НАТО, — подчеркнул Дэниэл Смит.

Таким образом, если правы западные эксперты, можно надеяться, что американцы продолжают придерживаться по отношению к российским коллегам неписаных конвенций, то есть избегают прямого и неприкрытого столкновения. А вот с грузинской стороны война без правил идет уже не первый год. И об этом, безусловно, знают американские политики и военные.

Война дипломатическая?

— Я вляется ли смена лидера в Грузии целью Российской Федерации? — вопрос постоянного представителя США при ООН Залмая Халилзада был адресован послу РФ Виталию Чуркину. Халилзад сослался на телефонный разговор Сергея Лаврова с Кондолизой Райс. Лавров якобы настаивал на уходе Саакашвили.

Как нам объяснили в российском МИДе, то, что Халилзад исказил смысл сказанного, это еще полбеды (а сказано было дословно следующее: после того, что произошло, мы с Саакашвили никаких дел иметь не будем, как руководитель Грузии он потерял для нас всякий авторитет). Дипломатов больше всего возмутило другое: американцы нарушили неписаное правило дипломатии — не предавать огласке содержание переговоров.

— Изначально все дипломатические обмены, будь то разговоры или переписка, конфиденциальны, — объяснял наш собеседник в МИДе, попросивший нас придерживаться правила доверительной беседы и не упоминать его имени. — И то, что американцы решили предать их огласке, причем в искаженной интерпретации, это просто неприлично и уж никак не соответствует традициям дипломатического общения, подрывая взаимное доверие сторон. Такой шаг свидетельствует, во-первых, об остроте ситуации для них и, во-вторых, о слабости их абсолютно ангажированной и несправедливой позиции.

— Позволяли ли себе американцы такую дипломатическую грубость раньше?

— И раньше бывали трения с США, но американцы все-таки выдерживали дипломатический этикет. Во времена холодной войны этого тоже не было: тогда все обмены были строго регламентированы и формализованы. Только сейчас, спустя 30 лет, рассекречиваются и публикуются тексты посланий, нот, телеграмм и бесед времен Брежнева и Никсона.

Американцам всеми правдами и неправдами удалось мобилизовать НАТО, собрав совет альянса и заслушав мнение грузинской стороны. Все было срежиссировано так, чтобы обеспечить максимум поддержки позиции США. Им удалось продавить свою позицию на разных дипломатических площадках.

Однако в российском МИДе считают большим преувеличением предположение, что США и Россия находятся в состоянии «посреднической войны».

— Ни Россия, ни тем более США не являются здесь сторонами конфликта — можно говорить лишь о явном столкновении двух политических линий на международной арене. Мы считаем, что покончили с холодной войной. Американцы, кстати, заявляют то же самое. Саакашвили был просто клиентом США, который вышел из-под контроля. И они на это очень нервно реагируют. Естественно, они пытались с его помощью проводить одну из основных линий своей внешней политики — ослаблять влияние России на постсоветском пространстве. Но атаку на Южную Осетию США не планировали. Они хотели решить конфликт выгодным для себя способом — уговорить Саакашвили дать этим республикам широкую реальную автономию и принять Грузию в НАТО. Но тут их ждал провал: Саакашвили решил сделать все иначе.

Информационная война?

Одна общая черта объединяет манеру подачи войны 7–12 августа в российских и грузинских СМИ: и те и другие изображали войну как «полицейскую акцию». Грузинское телевидение утверждало, что операция призвана восстановить «конституционный порядок». Российские каналы военный ответ России преподносили как «миротворческую операцию». Обе стороны видели в противнике не «законного врага», а преступника. Грузинские власти называли режимы в Абхазии и Южной Осетии «сепаратистскими, криминальными, мафиозными». Россия объявила свою военную кампанию «операцией по принуждению к миру» и назвала режим Саакашвили «преступным и вероломным».

Современная война в обязательном порядке предусматривает систематическую дискредитацию противника. Без искусной пропаганды добиться безусловной победы в войне невозможно. Это в Средние века санкцию на «справедливую войну» давала церковь — сегодня решение за общественным мнением.

— Первые 3–5 дней любой войны все сообщения, которые исходят от воюющих сторон, — ложь и пропаганда, — делится своими наблюдениями Пол Куинн-Джадж, долгие годы возглавлявший московское бюро журнала Time. — Это относится ко всем последним войнам — а я освещал с дюжину недавних военных конфликтов. Противоборствующие стороны всегда начинают с того, что пытаются всех убедить, что они правы, а их противники — мерзавцы и действуют жестоко. Ни одной из многочисленных цифр, которые поначалу называются — будь то число потерь, атак, вооружений или что-либо еще, — верить нельзя. Мне кажется, невероятно глупо, что подобной дезинформацией занимается абсолютно любая армия. В том числе, конечно, и американская армия в Ираке, создавшая по отношению к себе такой огромный дефицит доверия, что США от него еще долго не оправятся. Во время любой войны мы слышим, что одна из сторон отважно сражается, защищая мирное население от агрессоров, но потом — спустя несколько недель, месяцев или лет — мы все равно узнаем, что эта информация была совершенно недостоверна.

Мы, как профессиональные журналисты, наблюдавшие разрушения в Цхинвале, очень сомневались в том, что только российским оружием можно будет добиться безусловной победы. Крайне редко можно было встретить в Южной Осетии иностранных журналистов — это воспринималось нами как фатальная ошибка. Но чья? Российских военных, властей Южной Осетии или Москвы?

— Неужели иностранной прессе не открыли свободный доступ в республику? Лучше бы прислали на одну дивизию меньше, а вместо этого создали бы мощную пресс-службу! — делились мы друг с другом в те дни.

— К сожалению, приехав на место событий, я обнаружил, что большинство работавших там иностранных журналистов усвоили стереотипы своих стран и эти стереотипы оказывали значительное влияние на их восприятие увиденного, — рассказывает Джефф, член съемочной группы крупного европейского телеканала. — Однако сейчас, по прошествии нескольких дней, могу сказать, что Саакашвили — полная сволочь, и если у него вскоре будут большие проблемы, то он их, несомненно, заслужил. Достаточно просто съездить в Цхинвал и в Гори и сравнить масштабы разрушений, чтобы понять, что реакция России не была чрезмерной.

Непосредственное присутствие в Цхинвале даже горстки иностранных журналистов оказалось чрезвычайно полезным. В конечном счете их редакции вынуждены были начать корректировать свою заведомо прогрузинскую позицию. В какой-то момент в Москве или в Цхинвале все же было принято правильное решение — и доступ для иностранных журналистов в разрушенный город был упрощен. Наступил перелом. Грузинская версия событий перестала абсолютно доминировать в зарубежной прессе.

— Нас всех изумило, что русские очень профессионально занимались распространением информации, — говорит Джефф. — Все были поражены тем, как виртуозно была налажена работа с журналистами со стороны МЧС и российской армии — совсем не по-советски. Сдержанно, умно, приятно и дружелюбно. В некоторых из «официальных лиц» мы разве что не влюбились. Единственное, что нас временами смущало, — это ограничения в перемещениях, которые мотивировались якобы соображениями безопасности. Мне кажется, если бы нам дали более свободно передвигаться, это бы не нанесло ущерба имиджу России, даже наоборот.

— В первые несколько дней Россия явно проигрывала в информационной войне, — вторит Джеффу еще один иностранный журналист, попросивший не называть его имени. — Например, репортажи о преступлениях грузин на территории Южной Осетии делались журналистами с первых дней войны, но делали их исключительно российские журналисты, к чьим словам доверия в мире не было — Россия ведь одна из сторон конфликта. А у журналистов западных такой возможности не было: нас постоянно контролировали

российские власти, они не позволяли нам свободно перемещаться, возили в автобусах по выбранным ими маршрутам, требовали, чтобы мы не оставались на ночь в Цхинвале, а возвращались в гостиницу во Владикавказе. В последующие дни ситуация нормализовалась, и западным журналистам дали почти свободно работать — скрывать-то было в общем-то нечего. Нужно было как можно быстрее дать нам возможность задокументировать зверства грузинской армии. Но это, к сожалению, было сделано со значительным опозданием, что и позволило Грузии выиграть дебют этой партии, несмотря на то что сообщения грузинской стороны на поверку зачастую оказывались дезинформацией.

Существуют различные способы манипуляции общественным мнением. Во-первых, одни и те же телеканал, журнал или газета могут послать разное количество журналистов по разные стороны окопов: иностранных журналистов (особенно американских) в Тбилиси было на порядок больше, чем в Цхинвале, — российских же, наоборот, было гораздо больше в Осетии. Естественно, эти журналисты исправно и вполне честно рассказывали о том, что видели — о раненых солдатах, убитых горем семьях, беженцах и разрушениях, — создавая у аудитории однобокое представление о ситуации. Во-вторых, журналисты нередко получают указания, чем нужно интересоваться, а чем не стоит. Например, редактор просит поехать в Гори и в прямом эфире ответить на вопрос, есть ли там разрушения и погибшие. Да, они есть, — честно рассказывает журналист. А сопоставимы ли они с разрушениями и жертвами в Цхинвале — это уже неинтересно, в эфир «не влезает».

Журналисты зарубежных изданий с удовольствием рассказывали нам о разных уловках, к которым принято прибегать в их редакциях. Однако они просили нас не раскрывать их имен — все-таки наемные работники.

— Пишущие журналисты, — говорит Джефф, — рассказывали мне еще про один трюк: материал, написанный корреспондентом в Южной Осетии, посылают корреспонденту в Тбилиси, чтобы он его дополнил — статья, мол, выйдет под двумя фамилиями и должна быть взвешенной. Надо ли говорить, что корреспондент в Тбилиси наверняка внесет коррективы в не соответствующий его представлениям текст, причем сделает это совершенно искренне — он-то видит и чувствует ситуацию по-другому.

Но предвзятость и цензура западных изданий не может служить аргументом для ограничения доступа журналистов в зоны таких конфликтов, как в Южной Осетии. Важно долгосрочное сотрудничество с представителями СМИ, «инвестиции» в них. Нужно отслеживать честных (или лояльных) иностранных корреспондентов и работать с ними, снабжать их информацией. В Европе и США это обычное дело, а России такой практике еще надо научиться. Ведь когда-нибудь этот корреспондент сам станет редактором и будет определять политику своего канала или издания. Конечно, всегда останутся такие монстры пропаганды, как CNN или Fox News, которые будут рассказывать об атаке российских войск на Гори, показывая картинку разбомбленного Цхинвала. Однако большинство журналистов и СМИ искренне хотят докопаться до правды — надо только уметь им в этом помочь. А влияние редакторов и штаб-квартир крупных западных изданий, как оказалось, весьма ограниченно. Далеко не вся западная журналистика чувствует себя авангардом идеологического противостояния.

Какими будут последствия?

И так, ни у работников спецслужб, ни у дипломатов, ни у журналистов нет ощущения, что Запад и Россия находятся в состоянии войны. Пусть даже «посреднической». Несмотря на то что Россия и представители НАТО обмениваются жесткими риторическими заявлениями, их действия оказываются не столь радикальными, как можно было бы ожидать.

К примеру, что означало российское заявление о приостановке сотрудничества с НАТО? Этот вопрос мы задали Дмит¬рию Рогозину, постоянному представителю России при НАТО.

— Наше отношение к сотрудничеству с НАТО будет прагматичным. Рубить топором никто не собирается — пока ведь речь идет лишь о временной приостановке сотрудничества, да и то только по линии оборонных ведомств. А у нас ведь налажено сотрудничество по разным линиям: политический диалог; наркопроекты, в том числе и подготовка наркополицейских для Афганистана; по линии МВД и спецслужб (борьба с международным терроризмом); в сфере науки и т. д. Если посмотреть, у нас добрая половина правительства связана по разным программам и проектам с Североатлантическим альянсом. То, что сейчас происходит, — это приостановление сотрудничества по военной линии. То есть не будет военных обменов, делегаций, совместных учений. Но опять же, это решение принимается не навсегда, а до особого распоряжения. А оно появится довольно скоро, когда политическое руководство страны оценит весь комплекс вопросов о взаимоотношениях с альянсом.

Итак, Россия делать резких движений не собирается. А готовы ли члены НАТО пойти на изоляцию России?

— Изолировать Россию нельзя. Это не Буркина-Фасо, — считает Виктор Кременюк, заместитель директора Института США и Канады РАН. — В конце концов, у нас в облигации американского правительства вложено более 100 миллиардов долларов. Ну как нас изолировать? Речь идет об условиях сосуществования. Политическое руководство страны борется за то, чтобы добиться для России как можно более высокого статуса.

Однако военная агрессия Грузии и ее поражение многим спутали карты. От шока оправляются не только в Москве, но и в Брюсселе, и в Вашингтоне. Политические элиты не очень хорошо представляют, по каким правилам теперь играть. Характерно название статьи в одном зарубежном издании — «Америка играет в монополию, а Россия — в шахматы».

Что же изменила бойня в Цхинвале?

Сергей Маркедонов, заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, выделяет три важных момента. Во-первых, существовавший статус-кво в зоне конфликта разрушен, и нет уже никакой легитимной основы для сохранения миротворческого формата. Во-вторых, все интеграционные процессы на постсоветском пространстве, будь то в формате СНГ или ГУАМ, продемонстрировали свою несостоятельность: пока у постсоветских государств общих интересов нет, а есть лишь у каждого свой национальный эгоизм. В-третьих, самоопределение Южной Осетии и Абхазии де-факто уже состоялось, а проект их реинтеграции в Грузию похоронен.

Но это не означает, что уже известно, как будет решаться вопрос об их статусе. Сергей Маркедонов, как, впрочем, и большинство опрошенных нами экспертов, считает, что торопиться с признанием не стоит: «Россия не может признать их в одностороннем порядке, не рискуя при этом испор¬тить и так уже натянутые отношения с Западом. Признание — это новая порция недовольства, а оно уже и без того велико. Если мы сейчас не будем резко признавать Южную Осетию и Абхазию, думаю, Грузия их потихонечку сдаст». Ведь с формальной точки зрения российские позиции на Кавказе все равно укрепились. Но нужно искать ответ на новые вызовы. Самый важный из них — интернационализация конфликта в Южной Осетии, разрушение старых форматов и статус-кво.

Чтобы замирить Балканы, Европа добивалась монополии в регионе. Она настояла даже на том, чтобы в Косово заменить институты ООН европейскими. Вполне логичное и понятное стремление: в регионе, где есть неопределенность границ и этно-конфессиональная пестрота, нужна нейтральная позиция. А она возможна только при четко определенной монополии — нужен нейтральный учредитель нового порядка, который, несмотря на жесткий и насильственный характер своих действий, учредил бы верховенство права.

Чтобы замирить Кавказ, там также нужна монополия нейтрального учредителя порядка, действительно заинтересованного в мире. Если между Россией, США и Европой будет продолжаться конфронтация, в ближайшем будущем мирного Кавказа не видать. США, если захотят, могут покинуть регион, как они сегодня собираются покинуть Ирак, разрываемый гражданской войной. Россия же не может себе этого позволить: большинство отечественных специалистов в той или иной мере признают, что Кавказ должен быть зоной монопольного российского влияния.

Естественно, с таким пониманием проблем региона нашим западным партнерам будет очень сложно смириться. Военный кризис в Южной Осетии с новой силой обнажил противоречия между «старой» (Западной) Европой с одной стороны и «новой» Европой и США — с другой. Может

случиться и так, что на основе ГУАМ Соединенные Штаты попытаются доделать новый военно-политический альянс с отчетливой антироссийской направленностью. Причем кроме существующих членов войти в него могут страны Балтии и Центральной Европы. Но тогда раскол Европы на «старую» и «новую» станет знаком нового противостояния на континенте.

Сегодня такой сценарий кажется неправдоподобно мрачным. Ситуация, однако, стремительно меняется — после вторжения Грузии в Южную Осетию само существование общих принципов, конвенций, правил игры и вообще здравого смысла на международной арене оказалось под вопросом.

Фото: AFP/EAST NEWS; Михаил Галустов для «РР»; AP; РИА НОВОСТИ; ИТАР-ТАСС; GAMMA, AFP /EAST NEWS; PHOTOXPRESS